У крыльца долго и шумно рассаживались. Ромашов поместился с двумя барышнями Михиными. Между экипажами топтался с обычным угнетенным, безнадежно-унылым видом штабс-капитан Лещенко, которого раньше Ромашов не заметил и которого никто не хотел брать с собою в фаэтон. Ромашов окликнул его и предложил ему место рядом с собою
на передней скамейке. Лещенко поглядел на подпоручика собачьими, преданными, добрыми глазами и со вздохом полез в экипаж.
К крыльцу подъехал Мановский, с которым рядом сидел исправник, а
на передней скамейке помещался у них стряпчий, корявейшая физиономия, когда-либо существовавшая в мире.
Василий Петрович влез в коляску, уселся рядом с Кудряшовым, и коляска покатилась, дребезжа и подскакивая по мостовой. Василий Петрович сидел на мягких подушках и, покачиваясь, улыбался. «Что за притча! — думал он. — Давно ли Кудряшов был беднейшим студентом, а теперь — коляска!» Кудряшов, положив вытянутые ноги
на переднюю скамейку, молчал и курил сигару. Через пять минут экипаж остановился.
В наших санях: Ольга, Саня Орлова, я; на коленях у нас — Султана, испускающая громкий визг при каждом толчке;
на передней скамейке — Боб, Вася Рудольф, виновник-устроитель этой поездки, и Костя Береговой. Во второй тройке — Маруся, хохочущая и щебечущая, как птичка, Ксения в удивительной белой ротонде, в которой черная головка итальянского мальчугана тонет, как муха в молоке, Боря Коршунов, Федя Крымов и Володя Кареев.
Неточные совпадения
Перед матушкой,
на свободном месте
передней скамейки, стояло большое лукошко, наполненное большими поздними персиками (венусами), которые были переложены смородинным и липовым листом.
Все поднялись. Сусанна Николаевна и Муза Николаевна сели
на заднюю
скамейку огромной четвероместной кареты, а горничные их —
на переднюю. Вороные кони Егора Егорыча, запряженные уже шестериком с отчаянным молодым форейтором
на выносе, быстро помчали отъезжающих; несмотря
на то, долго еще видно было, что Сусанна Николаевна все выглядывала из кареты и смотрела по направлению к Кузьмищеву, в ответ
на что gnadige Frau махала ей белым платком своим. Сверстову, наконец, наскучило такое сентиментальничание барынь.
Томимый скукою, он шел с понуренной головой по бульварам, среди многолюдной толпы — идущей, разговаривающей, смеющейся, евшей, пившей в открытых кофейнях, — и, совершенно случайно, взмахнув глазами в сторону, увидал небыстро едущее ландо, в котором
на задней
скамейке сидели две молодые дамы, а
на передней — Янсутский и генерал.
Тройка миновала Бутырки. Погода прояснилась. Тасю посадили рядом с Анной Серафимовной. Против нее сел Рубцов. Рядом с ним —
на передней же
скамейке — Любаша. Она сама предложила Тасе поместиться
на задней
скамейке, но ей было очень неприятно, что Рубцов «угодил» напротив «мамзели».